Талисман - Страница 2

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

И старик-сумасшедший разбрасывал кредитные карточки по улицам, забывшим о людях.

Лили объехала старика, который, как заметил Джек, смотрел им вслед с испуганным удивлением — он шептал что-то, но Джек не мог определить, что именно. Направляя машину к входу в гостиницу, мать сказала: «Я провела счастливейшие три недели своей жизни в этом прелестном местечке».

Вот почему они упаковали все, без чего не могли обойтись, в сумки, пластиковые пакеты и чемоданы, заперли на ключ свое прежнее жилище, не обращая внимания на пронзительные звонки телефона, слышные, казалось, даже в холле на первом этаже; вот почему они со всеми пожитками втиснулись на сидения взятого в аренду автомобиля и провели в нем долгие часы по пути на север, и еще более долгие часы, преодолевая шоссе 95, — потому лишь, что Лили Кэвэней однажды была счастлива здесь.

В 1968 году, за год до рождения Джека, Лили выдвинули на соискание международной премии за роль в кинофильме «Пламя».

В этом фильме талант Лили раскрылся более полно, чем в ее обычных ролях «плохих девочек». Никто не ожидал, что Лили способна победить, и меньше всех сама Лили; но для нее гораздо более важной и приятной была пришедшая одновременно с выдвижением на премию известность — Лили ужасно гордилась собой и Фил Сойер увез ее на три недели в Альгамбру, чтобы достойно отпраздновать этот успех. Там, на другом конце континента, они смотрели вручение Оскаров по телевизору, попивая шампанское в постели. Если бы Джек был старше и проявлял интерес к подобным вопросам, то мог бы узнать, что Альгамбра была местом его зачатия.

Когда зачитали список актрис, выдвинутых на соискание премии, Лили, в соответствии с семейной легендой, прошептала Филу: «Если я выиграю, то станцую танец папуасов у тебя на животе».

Но победила Руфь Гордон, и Лили сказала: «Уверена, она заслуживает этого. Она — великая актриса». И тут же, прижавшись к груди мужа, прошептала: «Лучше предложи мне следующую роль, глупышка». Больше таких работ не было. Последняя роль Лили, сыгранная через два года после смерти Фила, была роль циничной экс-проститутки в фильме под названием «Маньяки на мотоциклах».

Пока Лили вспоминала, Джек думал, как он будет выгружать весь их багаж. Одна из сумок раскрылась, и из нее высыпались старые фотографии, носки, шахматы, детские книжки и другое барахло.

Джек начал все это заталкивать обратно в сумку. Лили медленно поднималась вверх по ступенькам походкой усталой старой леди. «Я нашла свое убежище», — сказала она, не оборачиваясь.

Джек упаковал сумку, разогнулся и вновь посмотрел на небо, где, как он был уверен, мелькнула радуга. Радуги не было. Только неуютное, переменчивое небо.

— Иди ко мне, — сказал кто-то позади него тихим ласковым голосом.

— Что? — спросил он, оглянувшись.

Перед ним тянулись пустынные сады и шоссе.

— Да? — сказала его мать. Она удивленно смотрела на него, держась за ручку дубовой двери.

— Мне показалось, — ответил он. Не было ни голоса, ни радуги. Джек выбросил все это из головы и посмотрел на мать, сражающуюся с тяжелой дверью. — Подожди, я помогу, — сказал он и начал подниматься по ступенькам, осторожно неся большой чемодан и бумажный пакет, набитый свитерами.

До встречи со Смотрителем Территорий Джек влачил унылые дни в гостинице, сам себе напоминая спящую собаку. Его жизнь в то время казалась расплывчатым сном. Даже ужасное известие о дяде Томми, пришедшее по телефону прошлой ночью, потрясло его не так, как должно было. Если бы Джек увлекся мистикой, он мог бы предположить, что какие-то необъяснимые силы управляют жизнями его и матери. Джек Сойер, двенадцати лет от роду, был деятельной личностью, и вынужденное бездействие этих дней после бегства из Манхэттена смущало и раздражало его.

Джек смутно увидел себя как бы со стороны — стоящего на берегу без определенной цели, не понимающего, зачем вообще он здесь. Конечно, он горевал о дяде Томми, но сознание было затуманено, и он не сумел сосредоточиться, как и вчера, когда они с Лили смотрели на звезды, сидя на веранде.

— Ты устал от бесконечной суеты, — сказала мать, глубоко затянувшись сигаретой и глядя на него сквозь облачко дыма. — Все, что ты должен сделать, Джеки, — немного расслабиться. Это чудесное местечко. Давай же подольше насладимся им.

Боб Ньюхарт, залитый красным светом, пел по телевизору о своем башмаке, который он держал в правой руке.

— Именно этим я и занимаюсь, Джеки, — она улыбнулась ему. — Расслабляюсь и наслаждаюсь.

Он взглянул на часы. Прошло два часа с того момента, как они включили телевизор, и он не смог припомнить ничего из просмотренного.

Джек как раз встал, чтобы идти спать, когда зазвонил телефон. Старый добрый дядя Морган Слоут нашел их. Новости дяди Моргана никогда не были слишком веселыми, но последняя была еще более трагичной, чем обычно. Джек стоял посреди комнаты, глядя, как лицо матери постепенно приобретает землистый оттенок. Руками она сдавила себе горло, оставляя на нем белые следы. Мать молча выслушала новость, сказала «Спасибо, Морган» и повесила трубку. Потом повернулась к Джеку, внезапно подурневшая и постаревшая.

— Держись, Джеки, ладно?

Пол поплыл у него под ногами.

Она взяла его за руку и сказала:

— Дядя Томми был убит сегодня днем, когда переходил улицу, Джек.

Джек покачнулся, как от порыва ветра.

— Он переходил бульвар Ла Синега, и его сбил фургон. Там оказался свидетель, который видел, что фургон был черного цвета, и сбоку на нем были написаны слова «ДИКОЕ ДИТЯ», но это… это все.